Блаженны плачущие, ибо они получат по яйцам, как только придут в себя. Этого нет в Библии, а надо бы записать. (с)
Я хотела начать с другого. С того, что жизнь даёт нам не то, чего мы больше всего хотим, а то, что нам на самом деле необходимо. Однако пока собиралась, а собиралась я несколько дней, слова о плачущих, получающих рога в момент прозрения, сожгли меня заживо. Правда, не совсем понятно, насколько пьяный Иг Перриш пришёл в себя под деревом скорби, но раз смог вернуться в место, где ему однажды было по-настоящему хорошо, значит — пришёл. Туда, куда надо. И получил — то, что нужно.
Иг Перриш — это такой ангел в человеческом обличии; когда-то обожжённый солнцем мальчишка, пропитанный всеми мыслимыми и немыслимыми мальчишескими закидонами, чуть позже — молодой человек, чистый насколько можно быть чистым в юности, влюблённый и любимый. Способность любить — наверное, главная способность Ига. Мать, отец, бабушка, брат, лучший друг, девушка — Игги любит всех и безусловно, не задумываясь и не вдаваясь в размышления о том, кто они на самом деле, его близкие и любимые. Он и представить себе не может... А, как сказал в одном из своих романов Стивен Кинг, нас наказывают именно за то, чего мы не можем себе представить. Нас в это невозможное окунают с головой, и держат, держат, держат, пока лёгкие не начнут разрываться на части и кровь не пойдёт горлом — чтобы представили, со всеми невозможными подробностями. А потом отпускают на все четыре стороны — на Дьюма-Ки, например, или в неприбранную квартиру нелюбимой подружки, где прогорклые пончики соседствуют с утренним шоу, а на полу валяется грязное бельё. В худшем случае у нас переломаны кости, в лучшем — на голове вырастают рога. Последние, впрочем, никакая не радость, удовольствие от них весьма сомнительное, физической силы они не прибавляют, манипулировать людьми позволяют с большой натяжкой, и единственный плюс от них — возможность узнать, о чём думают те, кто рядом. Та ещё привилегия, если честно. Потому что нет ничего хуже такого знания. Если только не острая необходимость.
У Ига необходимость самая что ни на есть острая: он год назад потерял любимую девушку, ходит в главных подозреваемых и до сих пор не знает, что тогда произошло. Так что рога ему в самый раз, в пору и как по нему шиты. Только... это ведь последнее, самое отчаянное и самое безнадёжное средство. Потому безнадёжное, что после него спасения уже не будет, жизни под солнечным небом, мира, распахнутого навстречу, — ничего не будет. Только треск объятых пламенем деревьев, только огонь, только дым. Нельзя так просто стать дьяволом и остаться человеком.
Джо Хилл написал потрясающий роман. По накалу, по внутреннему напряжению, по силе эмоционального воздействия — один из лучших романов в своём жанре, где два главных смысловых пласта — мистический и психологический — уравновешены и пребывают в гармонии от начала и до самого конца. Первый, кстати, мистический пласт, прописан в лучших традициях мировой литературы, и плевать, что во многом это повторение пройденного, что Мефистофель всегда Мефистофель, а последняя сцена романа, где Игги и Меррин навещают засыпающего Терри, чертовски напоминает то, как Мастер и Маргарита приходили когда-то к постели Ивана Бездомного. И говорить здесь о Боге и Дьяволе, о том, кому из них проще дозвониться и чья телефонная линия всегда свободна, дело неблагодарное, так что не будем. Впрочем, и вдаваться в психологическую подоплёку истории тоже особо не хочется, потому что об этом лучше всё-таки прочитать. Тем более что написано на самом деле круто — жёстко, грубо, безжалостно, мучительно — до слёз, прекрасно — до слёз же.
Кстати, я озадачилась ещё и психиатрической стороной вопроса, точнее — посттравматической. Правда, интересно, если пробить чем-нибудь острым правую часть головы — что там повредится в мозгу, какие его части выключатся? (У Кинга в "Дьюма-Ки", например, постравматический синдром очень хорошо описан. Джо Хилл в медицинские дебри не уходит, но понятно же, что всё это неспроста. И вилы как сквозной образ не зря там.) Но это в порядке отступления и из-за собственной лени вопрос, поищу, конечно, сама.
А возвращаясь к истории, хочется ещё вот о чём сказать. "Рога" — отнюдь не весёлое и не позитивное чтение, и язык, которым роман написан, смачный такой язык, сплошные перец и соль, так что особо чувствительным натурам лучше подготовиться заранее. Тем же, кто любит Стивена Кинга, например, текст должен понравиться. Нет, я вовсе не хотела их сравнивать, но избежать хоть какого-то упоминания оказалось невозможно. Потому что, как ни крути, Джо Хилл достойный сын своего отца, влияние и присутствие последнего на страницах "Рогов" ощущается самым натуральным образом.
Я хотела начать с другого. С того, что жизнь даёт нам не то, чего мы больше всего хотим, а то, что нам на самом деле необходимо. Однако пока собиралась, а собиралась я несколько дней, слова о плачущих, получающих рога в момент прозрения, сожгли меня заживо. Правда, не совсем понятно, насколько пьяный Иг Перриш пришёл в себя под деревом скорби, но раз смог вернуться в место, где ему однажды было по-настоящему хорошо, значит — пришёл. Туда, куда надо. И получил — то, что нужно.
Иг Перриш — это такой ангел в человеческом обличии; когда-то обожжённый солнцем мальчишка, пропитанный всеми мыслимыми и немыслимыми мальчишескими закидонами, чуть позже — молодой человек, чистый насколько можно быть чистым в юности, влюблённый и любимый. Способность любить — наверное, главная способность Ига. Мать, отец, бабушка, брат, лучший друг, девушка — Игги любит всех и безусловно, не задумываясь и не вдаваясь в размышления о том, кто они на самом деле, его близкие и любимые. Он и представить себе не может... А, как сказал в одном из своих романов Стивен Кинг, нас наказывают именно за то, чего мы не можем себе представить. Нас в это невозможное окунают с головой, и держат, держат, держат, пока лёгкие не начнут разрываться на части и кровь не пойдёт горлом — чтобы представили, со всеми невозможными подробностями. А потом отпускают на все четыре стороны — на Дьюма-Ки, например, или в неприбранную квартиру нелюбимой подружки, где прогорклые пончики соседствуют с утренним шоу, а на полу валяется грязное бельё. В худшем случае у нас переломаны кости, в лучшем — на голове вырастают рога. Последние, впрочем, никакая не радость, удовольствие от них весьма сомнительное, физической силы они не прибавляют, манипулировать людьми позволяют с большой натяжкой, и единственный плюс от них — возможность узнать, о чём думают те, кто рядом. Та ещё привилегия, если честно. Потому что нет ничего хуже такого знания. Если только не острая необходимость.
У Ига необходимость самая что ни на есть острая: он год назад потерял любимую девушку, ходит в главных подозреваемых и до сих пор не знает, что тогда произошло. Так что рога ему в самый раз, в пору и как по нему шиты. Только... это ведь последнее, самое отчаянное и самое безнадёжное средство. Потому безнадёжное, что после него спасения уже не будет, жизни под солнечным небом, мира, распахнутого навстречу, — ничего не будет. Только треск объятых пламенем деревьев, только огонь, только дым. Нельзя так просто стать дьяволом и остаться человеком.
Джо Хилл написал потрясающий роман. По накалу, по внутреннему напряжению, по силе эмоционального воздействия — один из лучших романов в своём жанре, где два главных смысловых пласта — мистический и психологический — уравновешены и пребывают в гармонии от начала и до самого конца. Первый, кстати, мистический пласт, прописан в лучших традициях мировой литературы, и плевать, что во многом это повторение пройденного, что Мефистофель всегда Мефистофель, а последняя сцена романа, где Игги и Меррин навещают засыпающего Терри, чертовски напоминает то, как Мастер и Маргарита приходили когда-то к постели Ивана Бездомного. И говорить здесь о Боге и Дьяволе, о том, кому из них проще дозвониться и чья телефонная линия всегда свободна, дело неблагодарное, так что не будем. Впрочем, и вдаваться в психологическую подоплёку истории тоже особо не хочется, потому что об этом лучше всё-таки прочитать. Тем более что написано на самом деле круто — жёстко, грубо, безжалостно, мучительно — до слёз, прекрасно — до слёз же.
Кстати, я озадачилась ещё и психиатрической стороной вопроса, точнее — посттравматической. Правда, интересно, если пробить чем-нибудь острым правую часть головы — что там повредится в мозгу, какие его части выключатся? (У Кинга в "Дьюма-Ки", например, постравматический синдром очень хорошо описан. Джо Хилл в медицинские дебри не уходит, но понятно же, что всё это неспроста. И вилы как сквозной образ не зря там.) Но это в порядке отступления и из-за собственной лени вопрос, поищу, конечно, сама.
А возвращаясь к истории, хочется ещё вот о чём сказать. "Рога" — отнюдь не весёлое и не позитивное чтение, и язык, которым роман написан, смачный такой язык, сплошные перец и соль, так что особо чувствительным натурам лучше подготовиться заранее. Тем же, кто любит Стивена Кинга, например, текст должен понравиться. Нет, я вовсе не хотела их сравнивать, но избежать хоть какого-то упоминания оказалось невозможно. Потому что, как ни крути, Джо Хилл достойный сын своего отца, влияние и присутствие последнего на страницах "Рогов" ощущается самым натуральным образом.