От "взрослого" романа Роулинг поневоле ждёшь чего-то особенного, а чего — чёрт знает, чего-то такого... такого... такого. В общем, видимо, ещё одного Гарри Поттера только в других декорациях. Роулинг же, прекрасно понимая, с чем ассоциируется, перевернула историю о Мальчике, Который Выжил с ног на голову и рассказала о девочке, которая выжить не смогла. Потому что Пэгфорд — не Хогвартс, да и Дамблдор, который даже в сказочном мире не протянул до конца, здесь вообще мёртв с самого начала. Так что идти не к кому, спастись негде, мир маглов холоден и равнодушен, а болтающийся без присмотра малыш, ревущий в голос и на всю округу, вызовёт разве что мысленное "безответственная дрянь" в адрес его матери — и только. У людей куча дел — им не до наркоманских отпрысков, забытых на скамейке в парке.
Роулинг слишком долго трудилась над созданием магической вселенной, вложилась в неё по полной, сделала почти осязаемой, живой, реальной настолько — что миллионы людей в неё поверили. И желание расколоть её на мелкие щепки, разобрать на винтики и посмотреть, что останется, в этом плане вполне понятно. Роулинг не просто пытается показать, что умеет писать о другом и по-другому, она размышляет над тем, что будет, если из мира выкачать всё волшебство. Поэтому и замыкает художественную реальность в пространстве одного маленького городка, накидывает на неё прочную смертельную петлю, закольцовывает композицию и тем самым развязывает себе руки. В пространстве замкнутого, чётко прорисованного круга, можно делать всё что угодно — всё внутри, всё в себе и никуда не денется. Пути эксперимента при этом неисповедимы, и куда он выведет — до конца непонятно. Торопиться нет смысла, чтобы увидеть — надо смотреть, смотреть не отрываясь.
Действие в "Случайной вакансии" развивается еле-еле, в час по чайной ложке, персонажи выходят на сцену не спеша и, кажется, без какой-либо заранее заданной последовательности. Все они чем-то связаны друг с другом и кем-то друг другу приходятся, но в той мешанине, что сопровождает их появление, вычленить их родственные, дружественные или наоборот связи оказывается крайне непросто. Их слишком много, они как пуговицы в бабушкиной шкатулке — все разные и не сочетаются ни по цвету, ни по размеру, их бы выбросить давно надо, но жаль — вдруг на что-нибудь да и сгодятся... Только вот на что может сгодиться толстый Говард Моллисон, например, самоуверенный и напыщенный, считающий себя чуть ли не центром мироздания, или жена его Ширли, ненавидящая врагов мужа и превратившая своё презрение к оным в дело своей жизни, или сын их Майлз, мямля и рохля, или жена его Саманта, натягивающая подростковые майки и грезящая об объятиях мальчишки из молодёжной поп-группы?
Роулинг щедро населяет Пэгфорд самыми обычными людьми, встречающимися на каждом шагу в любом магловском городе, — все они по-своему несчастны и ограничены своими же несчастьями, многие, впрочем, о несчастливости своей и не подозревают даже, как не подозревают и о том, что дети их — недолюблены, мужья и жёны — неверны, а друзья — как обычно наполовину. Человеческая слепота, спутанный моток ниток, где потянуть за одну не значит распутать все остальные. Как и прогулка по изнанке жизни не значит мгновенного перерождения, переосмысления личного опыта, прозрения и внутреннего очищения.
"Случайная вакансия" ни к чему не призывает, не несёт никакой воспитательной нагрузки, её задача — не научить жизни, а показать, какой она может быть. И то, что реальность в романе Роулинг оказывается такой, что лучше бы уж сказочная иллюзия, — результат не заранее продуманного повествовательно плана, а всего лишь то, к чему привёл писательский эксперимент. Да, в этом мире за красивым фасадом часто скрывается страшная грязища, но бывает и наоборот, как в случае с несчастной Кристал Уиндон, — чистое, живое и по-настоящему ценное может валяться в таких канавах, на таких зловонных помойках, где его никто и не увидит. Потому что в ту сторону смотреть не принято, да и противно, чего уж. И даже если вытащить его оттуда, отмыть как следует, посадить в лодку, заставить грести к признанию, возвести на пьедестал или, если и после этого ничего, и вовсе убить в надежде, что смерть-то уж точно привлечёт к себе внимание — всё равно большинство пройдёт мимо и по старой памяти отвернётся. Те, кто способен видеть — увидят, конечно, а те, кто слеп — не прозреют, хоть кол на голове теши. И ничегошеньки с этим не поделать. Такова жизнь. И такова "Случайная вакансия".
Роулинг слишком долго трудилась над созданием магической вселенной, вложилась в неё по полной, сделала почти осязаемой, живой, реальной настолько — что миллионы людей в неё поверили. И желание расколоть её на мелкие щепки, разобрать на винтики и посмотреть, что останется, в этом плане вполне понятно. Роулинг не просто пытается показать, что умеет писать о другом и по-другому, она размышляет над тем, что будет, если из мира выкачать всё волшебство. Поэтому и замыкает художественную реальность в пространстве одного маленького городка, накидывает на неё прочную смертельную петлю, закольцовывает композицию и тем самым развязывает себе руки. В пространстве замкнутого, чётко прорисованного круга, можно делать всё что угодно — всё внутри, всё в себе и никуда не денется. Пути эксперимента при этом неисповедимы, и куда он выведет — до конца непонятно. Торопиться нет смысла, чтобы увидеть — надо смотреть, смотреть не отрываясь.
Действие в "Случайной вакансии" развивается еле-еле, в час по чайной ложке, персонажи выходят на сцену не спеша и, кажется, без какой-либо заранее заданной последовательности. Все они чем-то связаны друг с другом и кем-то друг другу приходятся, но в той мешанине, что сопровождает их появление, вычленить их родственные, дружественные или наоборот связи оказывается крайне непросто. Их слишком много, они как пуговицы в бабушкиной шкатулке — все разные и не сочетаются ни по цвету, ни по размеру, их бы выбросить давно надо, но жаль — вдруг на что-нибудь да и сгодятся... Только вот на что может сгодиться толстый Говард Моллисон, например, самоуверенный и напыщенный, считающий себя чуть ли не центром мироздания, или жена его Ширли, ненавидящая врагов мужа и превратившая своё презрение к оным в дело своей жизни, или сын их Майлз, мямля и рохля, или жена его Саманта, натягивающая подростковые майки и грезящая об объятиях мальчишки из молодёжной поп-группы?
Роулинг щедро населяет Пэгфорд самыми обычными людьми, встречающимися на каждом шагу в любом магловском городе, — все они по-своему несчастны и ограничены своими же несчастьями, многие, впрочем, о несчастливости своей и не подозревают даже, как не подозревают и о том, что дети их — недолюблены, мужья и жёны — неверны, а друзья — как обычно наполовину. Человеческая слепота, спутанный моток ниток, где потянуть за одну не значит распутать все остальные. Как и прогулка по изнанке жизни не значит мгновенного перерождения, переосмысления личного опыта, прозрения и внутреннего очищения.
"Случайная вакансия" ни к чему не призывает, не несёт никакой воспитательной нагрузки, её задача — не научить жизни, а показать, какой она может быть. И то, что реальность в романе Роулинг оказывается такой, что лучше бы уж сказочная иллюзия, — результат не заранее продуманного повествовательно плана, а всего лишь то, к чему привёл писательский эксперимент. Да, в этом мире за красивым фасадом часто скрывается страшная грязища, но бывает и наоборот, как в случае с несчастной Кристал Уиндон, — чистое, живое и по-настоящему ценное может валяться в таких канавах, на таких зловонных помойках, где его никто и не увидит. Потому что в ту сторону смотреть не принято, да и противно, чего уж. И даже если вытащить его оттуда, отмыть как следует, посадить в лодку, заставить грести к признанию, возвести на пьедестал или, если и после этого ничего, и вовсе убить в надежде, что смерть-то уж точно привлечёт к себе внимание — всё равно большинство пройдёт мимо и по старой памяти отвернётся. Те, кто способен видеть — увидят, конечно, а те, кто слеп — не прозреют, хоть кол на голове теши. И ничегошеньки с этим не поделать. Такова жизнь. И такова "Случайная вакансия".